Ты теперь на жизнь нас старше, мы на смерть тебя моложе (хроники лесной жизни)

Я познакомился с ним во время своего отшельничества. Но обо всем по порядку. Шел наверно десятый день моего добровольного затворничества. И вот стою я как-то вечером на берегу, никого не трогаю, примус починяю рыбачу. И тут чувствую, что кто-то буровит мою спину взглядом. Осторожно поворачиваюсь. Оба на! Здоровенная усатая морда высовывается из травы, как бы спрашивая: «Ты кто такой. Я тебя не знаю… И шо это ты тут делаешь в моих владениях?». И взгляд такой строгий, я бы даже сказал — требовательный. Мне вначале показалось, что енот (!?), пригляделся — не-е котяра!

Кто читал мои посты о рыбалках, знают, что без кошек мы никуда. Они найдут нас хоть на Луне. Вот и тут. Казалось бы, ну откуда ему взяться? Болото, река, лес, населенных пунктов по близости нет. А подишь ты, и тут обитают котофеичи.

Потихоньку мы с ним сблизились. Я ему вечером рыбку, он на утро мне мыша. У нас вообще получился отличный симбиоз. Вокруг палатки я первое время аккумулировал огромные полчища мышей и бурундуков. Котька не преминул этим воспользоваться. Выйду, бывало, ночью на свежий воздух, и вижу, как котя ходит воеводою вокруг и охраняет меня от серых супостатов. И грызуны отстали от меня, успев, правда, сделать две дырки в палатке, но это было до встречи с четвероногим другом.

Он никогда не пакостил. Если я даже оставлял еду на столе и какое то время отсутствовал, он никогда к ней не прикасался. Правда, я его один раз застал в палатке, но это было элементарное кошачье любопытство. Когда он меня заметил, то не кинулся сломя голову прочь, а гордо вышел и удалился в сторону леса.

Он оборудовал себе место ночевки метрах в пяти от моей палатки, под тополем, где даже в сильный дождь было сухо. Туда я ему и приносил дань. О, как он любил сметанку. От рыбы иной раз отказывался. А вот от сметанки никогда.

Вот так вот, душа в душу и бок о бок, мы с ним прожили наверно недели четыре. И вот однажды, в такую редкую тишиною ночь, когда нет ни цекотания кузнецов, ни трёпа мелких пташек, ни стонуще- жалобливых криков коршунов, в полночь, со стороны болота раздался душераздирающий котькин вопль. Я, в чем был, то есть в трусах, наскоро накинув фонарь на голову, вскочив на босу ногу в сапоги и схватив копье, бросился ему на выручку. В мыслях быстро перебираю, что же могло случиться? То ли с бобром что не поделил, то ли с лисой схватился? А может, боже упаси, на гадюку нарвался, что верней всего.

Надо ли говорить, что я никого не обнаружил. Трудно ночью разглядеть что-либо, когда в луче фонаря все оживает и начинает двигаться. Я вернулся в палатку. Оделся уже по серьезному и, захватив дополнительный фонарик, опять вышел на поиски. Хотя по крику уже всё было понятно. Это был крик смерти. Но я надеялся найти хотя бы тело. Прошелся вдоль ручья и болота, заглянул на знакомое гадючье место. Котьки нигде не было.

Еще два дня я ходил на его поиски. Заглянул в каждую брошенную бобрами хатку, прошел по всем кустам вдоль болота. Его нигде не было. Да, коты всегда уходят умирать в неизвестность.

Таким он и останется в моей памяти: смелым, гордым, порядочным в своем бодрствовании

и таким щемяще нежным в своем кошачьем сне.

Эх котька, котька. «Ты теперь на жизнь нас старше, мы на смерть тебя моложе».